Китае, как ты, наверное, знаешь, и сам император китаец, и все его подданные
китайцы.
Давным-давно это было, но потому-то и стоит рассказать эту историю, пока она еще
не совсем позабыта.
Во всем мире не нашлось бы дворца лучше, чем у китайского императора. Он весь
был из драгоценного фарфора, такого тонкого и хрупкого, что и дотронуться
страшно. В саду росли диковинные цветы, и к самым лучшим из них были привязаны
серебряные колокольчики. Они звенели, чтобы никто не прошел мимо, не заметив
цветов. Вот как хитро было придумано!
Сад тянулся далеко-далеко, так далеко, что и сам садовник не знал, где он
кончается. За садом был чудесный лес с высокими деревьями и глубокими озерами, и
доходил он до самого синего моря. Большие корабли могли заплывать прямо под
ветви, и здесь, у самого берега моря, жил соловей. Пел он так дивно, что его
заслушивался даже бедный рыбак, у которого и без того дел хватало.
Со всех концов света приезжали в столицу императора путешественники; все они
дивились дворцу и саду, но, услышав соловья, говорили: "Вот это лучше всего!"
Вернувшись домой, они рассказывали об увиденном. Ученые описывали в книгах
столицу, дворец и сад императора и никогда не забывали о соловье - его хвалили
особенно; поэты слагали чудесные стихи о соловье, живущем в лесу у синего моря.
Книги расходились по всему свету, и некоторые дошли до самого императора. Он
сидел в своем золотом кресле, читал и каждую минуту кивал головой - очень уж
приятно было читать похвалы своей столице, дворцу и саду. "Но соловей лучше
всего!" - стояло в книге.
- Как! - сказал император. - Что за соловей? Ничего о таком не знаю! Неужто в
моей империи, и даже в моем собственном саду, есть такая птица, а я о ней ничего
не слыхал? И вот приходится вычитывать такое из книг!
И он послал за своим первым министром. Тот был такой важный, что если кто-нибудь
чином пониже осмеливался заговорить с ним или спросить о чем-либо, он отвечал
только: "П!" - что ровно ничего не значит.
- Говорят, у нас есть замечательная птица по имени соловей, - сказал император.
- Говорят, лучше ее нет ничего в моем государстве. Почему мне ни разу о ней не
докладывали?
- Никогда не слыхал такого имени, - сказал министр. - Наверное, она не была
представлена ко двору!..
- Желаю, чтобы она явилась во дворец и пела предо мной сегодня же вечером! -
сказал император. - Весь свет знает, что у меня есть, а я не знаю!
- Никогда не слыхал такого имени! - повторил министр. - Будем искать, разыщем!
А где ее разыщешь?
Министр бегал вверх и вниз по лестницам, по залам и коридорам, но никто из
придворных, к которым он обращался, ничего не слыхал о соловье. Тогда министр
снова прибежал к императору и заявил, что сочинители, верно, рассказывают
сказки.
- Ваше императорское величество! Не верьте всему, что пишут в книгах! Все это
одни выдумки, так сказать, черная магия!
- Но ведь книга, в которой я прочел о соловье, прислана мне могущественным
императором Японии, в ней не может быть неправды! Хочу слышать соловья! Он
должен быть здесь сегодня вечером! Объявляю ему мое высочайшее благоволение! А
если его не будет, весь двор, как отужинает, будет бит палками по животу!
- Цзин-пе! - сказал первый министр и снова забегал вверх и вниз по лестницам, по
залам и коридорам, а с ним вместе забегала и половина придворных - уж больно им
не хотелось, чтобы их били палками по животу. И все лишь об одном и спрашивали:
что это за соловей, которого весь свет знает и только при дворе никто не знает.
Наконец на кухне нашли одну бедную девочку. Она сказала:
- Господи! Как не знать соловья! Вот уж поет-то! Мне позволено относить по
вечерам моей бедной больной матушке остатки от обеда. Живет она у самого моря. И
вот когда на обратном пути я устану и присяду отдохнуть в лесу, я слушаю
соловья. Слезы так и потекут из глаз, а на душе-то так радостно, словно матушка
целует меня!
- Девочка, - сказал министр, - я зачислю вас на должность при кухне и исхлопочу
вам позволение посмотреть, как кушает император, если вы проведете нас к
соловью. Он приглашен сегодня вечером к императору!
И вот все отправились в лес, в котором жил соловей. Шли они, шли, как вдруг
замычала корова.
- О! - сказал камер-юнкер. - Вот он! Какая, однако, сила у такого маленького
создания! Мне определенно уже доводилось слышать его!
- Нет, это корова мычит! - отвечала маленькая кухарка. - А нам еще далеко идти!
Вот в пруду заквакали лягушки.
- Восхитительно! Восхитительно! - сказал придворный священник. - Теперь я его
слышу! Точь-в-точь как малые колокола!
- Нет, это лягушки! - отвечала маленькая кухарка. - Но теперь, пожалуй, скоро
услышим и его!
И вот запел соловей.
- Вот он! - сказала девочка. - Слушайте! Слушайте! А вон и он сам!
И она указала на серенькую птичку среди ветвей.
- Возможно ли! - сказал министр. - Никак не воображал его себе таким! Уж больно
простоват на вид! Верно, он стушевался при виде стольких знатных особ.
- Соловушка! - громко крикнула девочка. - Наш милостивый император хочет, чтобы
ты ему спел!
- С величайшим удовольствием! - отвечал соловей и запел так, что любо-дорого
было слушать.
- Совсем как стеклянные колокольчики! - сказал министр. - Смотрите, как он
старается горлышком! Просто удивительно, что мы не слышали его раньше! Он будет
иметь огромный успех при дворе!
- Спеть ли мне еще для императора? - спросил соловей. Он думал, что император
был тут.
- Мой несравненный соловушка! - сказал министр. - Имею приятную честь пригласить
вас на имеющий быть сегодня придворный праздник. Не сомневаюсь, что вы очаруете
его императорское величество своим восхитительным пением!
- Меня лучше всего слушать в лесу! - сказал соловей, но все же охотно подчинился
воле императора и последовал за придворными.
А дворец-то как украшали! Фарфоровые стены и пол сверкали тысячами золотых
фонариков, в проходах были выставлены самые лучшие цветы с колокольчиками.
Беготни и сквозняку было куда как много, но все колокольчики звенели так, что
ничего не было слышно.
Посреди огромного зала, где сидел император, установили золотой шест для
соловья. Весь двор был в сборе, а маленькой кухарке дозволили стать в дверях -
ведь она уже была в звании придворной поварихи. Все надели свои лучшие наряды, и
все глядели на маленькую серую птичку, а император кивнул ей головой.
И соловей запел так дивно, что у императора слезы набежали на глаза, и тогда еще
краше запел соловей, и песнь его хватала за сердце. Император был очень доволен
и хотел пожаловать соловью свою золотую туфлю на шею. Но соловей с
благодарностью отказался:
- Я видел на глазах императора слезы, и для меня нет ничего драгоценнее! Слезы
императора-это ведь настоящее чудо! Я награжден с избытком!
И он вновь запел своим дивным, сладостным голосом.
- Ах, очаровательнее кокетства и помыслить нельзя! - говорили придворные дамы и
стали набирать в рот воды, чтобы булькать, когда с ними кто-нибудь заговорит. Им
казалось, что тогда они сами будут похожи на соловья. Даже слуги и служанки
объявили, что они довольны, а ведь это немало - угодить им труднее всего. Да,
соловей положительно имел успех.
Его определили при дворе, отвели ему собственную клетку и разрешили гулять два
раза днем и один раз ночью. К нему приставили двенадцать слуг, и каждый держал
его за привязанную к лапке шелковую ленточку. И прогулка была ему не в прогулку.
Весь город говорил об удивительной птице, и когда двое знакомых встречались,
один сейчас же говорил: "соло", а другой доканчивал: "вей!" - и оба вздыхали,
поняв друг друга. А еще именем соловья были названы одиннадцать сыновей мелочных
торговцев, хотя всем им слон на ухо наступил.
И вот однажды императору пришел большой пакет с надписью: "Соловей".
- Не иначе как еще одна книга о нашей знаменитой птице, - сказал император.
Но это была не книга, а шкатулка с затейливой штучкой - искусственным соловьем.
Он был совсем как настоящий и весь отделан алмазами, рубинами и сапфирами.
Заведешь его - и он мог спеть песню настоящего соловья, и его хвост при этом так
и ходил вверх и вниз, отливая золотом и серебром. На шее у него была ленточка с
надписью: "Соловей императора Японии ничто по сравнению с соловьем императора
китайского".
- Какая прелесть! - сказали все в один голос, и того, кто принес искусственного
соловья, тотчас утвердили в звании "обер-поставщика соловьев его величества".
- Теперь пусть-ка споют вместе, интересно, выйдет у них дуэт?
И им пришлось спеть вместе, но дело на лад не пошло: настоящий соловей пел
по-своему, а искусственный - как шарманка.
- Он не виноват, - сказал придворный капельмейстер. - Он отлично выдерживает
такт и поет строго по моей методе!
И вот искусственного соловья заставили петь одного. Он имел не меньший успех,
чем настоящий, но был куда красивее, весь так и сверкал драгоценностями!
Тридцать три раза пропел он одно и то же и не устал. Все были не прочь послушать
его еще раз, да тут император сказал, что теперь должен спеть немного и
настоящий соловей.
Но куда же он делся? Никто и не заметил, как он выпорхнул в открытое окно и
улетел в свой зеленый лес.
- Что же это такое? - сказал император, и все придворные возмутились и назвали
соловья неблагодарным.
- Все равно тот соловей, что остался у нас, лучше, - сказали они, и
искусственному соловью пришлось петь опять, и все в тридцать четвертый раз
услышали одну и ту же песенку. Однако придворные так и не запомнили ее наизусть,
такая она была трудная. А капельмейстер знай нахваливал искусственного соловья и
утверждал даже, что он лучше настоящего не только нарядом и чудесными алмазами,
но и внутренним своим складом.
- Изволите видеть, ваше величество, и вы, господа, про живого соловья никогда
нельзя знать наперед, что он споет, а про искусственного можно! Именно так, и не
иначе! В искусственном соловье все можно понять, его можно разобрать и показать
человеческому уму, как расположены валики, как они вертятся, как одно следует из
другого!..
- И я тоже так думаю! - в голос сказали все, и капельмейстер получил разрешение
в следующее же воскресенье показать искусственного соловья народу.
- Пусть и народ послушает его! - сказал император.
И народ слушал и остался очень доволен, как будто вдоволь напился чаю - это ведь
так по-китайски. И все говорили: "О!" - и поднимали в знак одобрения палец и
кивали головами. Только бедные рыбаки, слышавшие настоящего соловья, говорили:
- Недурно и очень похоже, да вот чего-то недостает, сами не знаем чего.
Настоящего соловья объявили изгнанным из пределов страны, а искусственный занял
место на шелковой подушке у постели императора. Вокруг него лежали
преподнесенные ему подарки, а сам он был возведен в звание "певца ночного
столика его императорского величества номер один слева", потому что самым
почетным император считал место, где расположено сердце, а сердце расположено
слева даже у императоров. А капельмейстер написал об искусственном соловье
ученый труд в двадцати пяти томах, полный самых трудных китайских слов, и
придворные говорили, что прочли и поняли его, не то они показали бы себя
дураками и были бы биты палками по животу.
Так прошел год. Император, придворные и все прочие китайцы знали наизусть каждое
коленце в песне искусственного соловья, но как раз поэтому он им и нравился.
Теперь они и сами могли подпевать ему. "Ци-ци-ци! Клюк-клюкклюк!" - распевали
уличные мальчишки, и то же самое напевал император. Ах, что за прелесть!
Но вот однажды вечером искусственный соловей пел во всю мочь, а император лежал
в постели, слушая его, как вдруг внутри соловья что-то щелкнуло, колесики
побежали впустую, и музыка смолкла.
Император сейчас же вскочил с постели и послал за своим лейб-медиком, но что тот
мог поделать? Призвали часовщика, и после длинных разговоров и долгих осмотров
он кое-как подправил соловья, но сказал, что его надо поберечь, потому как
шестеренки поистерлись, а поставить новые, так, чтобы музыка шла по-прежнему,
невозможно. Ах, какое это было огорчение! Теперь соловья заводили только раз в
год, и даже это казалось чересчур. А капельмейстер произнес краткую речь, полную
всяких умных слов, - дескать, все по-прежнему хорошо. Ну, значит, так оно и
было.
Прошло пять лет, и страну постигло большое горе: все так любили императора, а
он, как говорили, заболел, и жить ему осталось недолго. Уже подобрали и нового
императора. На улице стоял народ и спрашивал первого министра, что с их прежним
повелителем.
- П! - только и отвечал министр и покачивал головой.
Бледный и похолодевший лежал император на своем пышном ложе. Все придворные
решили, что он уже умер, и каждый спешил на поклон к новому владыке. Слуги
выбегали из дворца поболтать об этом, а служанки приглашали к себе гостей на
чашку кофе. По всем залам и проходам расстелили ковры, чтобы не слышно было шума
шагов, и всюду было так тихо, так тихо... Только император еще не умер.
Закоченевший и бледный лежал он на пышном ложе под бархатным балдахином с
тяжелыми золотыми кистями. А с высоты в открытое окно светила на императора и
искусственного соловья луна.
Бедняга император дышал с трудом, и казалось ему, будто на груди у него кто-то
сидит. Он открыл глаза и увидел, что на груди у него сидит Смерть. Она надела
его золотую корону и держала в одной руке его золотую саблю, в другой его
славное знамя. А вокруг из складок бархатного балдахина выглядывали диковинные
лица, одни гадкие и мерзкие, другие добрые и милые: это смотрели на императора
все его злые и добрые дела, ведь на груди у него сидела Смерть.
- Помнишь? - шептали они одно за другим. - Помнишь? - И рассказывали ему
столько, что на лбу у него выступил пот.
- Я об этом никогда не знал! - говорил император. - Музыки мне, музыки, большой
китайский барабан! - кричал он. - Не хочу слышать их речей!
А они продолжали, и Смерть, как китаец, кивала головой на все, что они говорили.
- Музыки мне, музыки! - кричал император. - Пой хоть ты, милая золотая птичка,
пой! Я одарил тебя золотом и драгоценностями, я собственноручно повесил тебе на
шею свою золотую туфлю, пой же, пой!
Но искусственный соловей молчал - некому было завести его, а иначе он петь не
мог. А Смерть все смотрела и смотрела на императора своими большими пустыми
глазницами, и было так тихо, страшно тихо...
И вдруг раздалось чудесное пение. Это пел живой соловей. Он сидел за окном на
ветке, он прослышал про болезнь императора и прилетел утешить и ободрить его
своей песней. Он пел, и призраки все бледнели, кровь все убыстряла свой бег в
слабом теле императора, и даже сама Смерть слушала соловья и повторяла:
- Пой, соловушка, пой еще!
- А ты отдашь мне золотую саблю? И славное знамя? И корону?
И Смерть отдавала одну драгоценность за другой, а соловей все пел. Он пел о
тихом кладбище, где цветут белые розы, благоухает сирень и свежая трава
увлажняется слезами живых. И Смерть охватила такая тоска по своему саду, что она
холодным белым туманом выплыла из окна.
- Спасибо, спасибо, чудесная птичка! - сказал император. - Я не забыл тебя! Я
изгнал тебя из страны, но ты все же отогнала от моей постели ужасные призраки,
согнала с моей груди Смерть. Как мне наградить тебя?
- Ты уже вознаградил меня! Я исторг у тебя слезы в первый раз, когда пел перед
тобою, - этого я никогда не забуду! Нет награды дороже для сердца певца. Ну, а
теперь спи и просыпайся здоровым и бодрым! Я спою для тебя.
И он запел, и император заснул сладким сном. Ах, какой спокойный и благотворный
был этот сон!
Когда он проснулся, в окно уже светило солнце. Никто из слуг не заглядывал к
нему, все думали, что он умер. Один соловей сидел у окна и пел.
- Ты должен остаться со мной навсегда! - сказал император. - Будешь петь, только
когда сам захочешь, а искусственного соловья я разобью вдребезги.
- Не надо! - сказал соловей. - Он сделал все, что мог. Пусть остается у тебя. Я
не могу жить во дворце, позволь лишь прилетать к тебе, когда захочу. Тогда я
буду садиться вечером у твоего окна и петь тебе, и моя песнь порадует тебя и
заставит задуматься. Я буду петь о счастливых и несчастных, о добре и зле,
укрытых от твоих глаз. Певчая птичка летает повсюду, наведывается и к бедному
рыбаку и к крестьянину - ко всем, кто живет далеко от тебя и твоего двора. Я
люблю тебя за твое сердце больше, чем за корону. Я буду прилетать и петь тебе!
Но обещай мне одно...
- Все что угодно! - сказал император и встал во всем своем царственном убранстве
- он сам облекся в него, а к груди он прижимал свою тяжелую золотую саблю.
- Об одном прошу я тебя: не говори никому, что у тебя есть маленькая птичка,
которая рассказывает тебе обо всем. Так дело пойдет лучше.
И соловей улетел.
Слуги вошли поглядеть на мертвого императора - и застыли на пороге, а император
сказал им:
- С добрым утром!